Мы так молоды и так глупы. Каждый день я вижу новых людей, знакомлюсь с новыми личностями и новыми мирами.
У каждого города есть типичный шаблон коренного жителя. И все люди этого поселения, так или иначе, подходят под установленные рамки этого крошечного мирка. И они живут так годами, составляя свое общество. Со своим говором, внешностью, характером, разрезом глаз и цветом галстука.
И вот мы все съехались в общежитии. Для своей местности мы обычная серая масса. Для других – непохожий, новый мир.
Я давно думала об этом. Я наблюдала за людьми. И я многое могу рассказать об этом.
Я буду писать об этом.
В августе судьба свела меня с удивительным человеком. Раньше мы не были знакомы лично. Да и оба находились не в том состоянии, чтобы обратить внимание друг на друга. Его зовут Дима.
Невысокого роста. Темные волосы. Густого карего цвета глаза. Эти глаза… Господи… их не описать. Я часто буду вспоминать о них. Я не знаю, как описать это. Мягкая линия пушистых ресниц, такие большие и красивые… цвета сгущённого молока. Будто смазаны маслом. Он смотрел на меня… такой нежный и теплый взгляд, наполненный внутренним светом. Дима никогда не проявлял своего характера. Снаружи он холодный и спокойный, будто удав. Его ни что не может выбить из колеи, ничто не разочарует и не взволнует. Он смотрит на мир своим полупустым пушистым взглядом и улыбается. Ему так плевать на политику, курс доллара, цвет его носков и порядочность людей вокруг. Он тот человек, который не может разозлить или разочаровать.
Он… он создал собственный мир, в который не впустит никого. Ни единая душа не проникнет в тайну его мыслей и покой его сердца. Огромный и ледяной купол равнодушия, к которому я прижималась горячим лицом. Сердце этого человека сдавливают оковы, несравнимые ни с чем. Камень, металл, чугун, плутоний – не знаю, как описать.
Бывают люди, которых сломала жизнь, которые пытаются выбраться, которые озлобились на целый мир или залегли на дно, жалея сами себя. Дима… Дима покрылся панцирем. Его нежное и теплое сознание все еще есть. Где-то в глубине души. Я верю в это. Но даже он сам не знает ключа от несуществующих дверей в его сердце.
Молчание не томило его, не нагружало плечи. Он был целиком в себе. Если бы топленое молоко было густым, то оно напоминало бы мне этого человека. Он как плавленый сырок: теплый, мягкий и послушный. Его глаза блестят, будто налиты вареной сгущенкой. И мне казалось, что тронь я его - он расплавится от тепла моей руки. Удивительно мягкая и пушистая кожа, волосы густые и блестящие. В его движениях покой, будто он один в целом мире. Будто вокруг никого. Даже меня нет рядом. Он погружался в тишину, с каждой минутой все приближаясь ко Дну. А я смотрела и смотрела. Не в силах отвести взгляда.
Мне казалось, что я могу потопить в нем все... И он принял бы все... Будто капли воды из пипетки утопали бы в чане топленого молока. За него нельзя было ухватиться, потому что он плавился под руками, вытекал из-под пальцев. Он позволял ощущать себя, но не позволял ощутить края своего бездонного моря. Но факт останется фактом. У молока нет дна. И я могла опустить в него руки, ласкать и греть.... А ему все равно. Это лишь пакет топленого молока....
Общение с ним больше напоминает некую пытку. Я всегда вижу в людях то, что они так старательно пытаются скрыть. Дима очаровывает меня. Затягивает в глубины своего сознания…..
Он словно удав, сам того не понимая, охватывал мое горло тугими кольцами своих мыслей. Думаю, он сам не понимает, как может очаровывать.
Он так нежно и плавно вошел в мою жизнь, охватил все объекты окружающего меня мира. Самое смешное то, что я сама пригласила его войти. Он не оглядывался, не оставлял следов. Он не дышал на меня. Он просто был. Свободный и чужой. Вольный уйти в любое время и не вернуться.
Пара встреч. Он приходил и уходил. Но стоило мне взглянуть в его глаза… они затягивали меня в глубину своего мира. «В тебе можно утопиться при желании и захлебнуться тобой и твоими мыслями.» - как-то произнесла я.
Он выходил на улицу только ночью, избегал солнечного света. Говорил тихо и спокойно. Господи… его тихий голос был хуже яда.
Я помню, как как-то с Алисой позвали его к нам. Алиса умеет находить общий язык с людьми. Они о чем-то говорили. Я сидела рядом с ним. Мы были под одним пледом. И больше всего я хотела закинуть свои ноги к нему на колени. Прижаться к его излучающему тепло телу и задохнуться в его запахе. Он был слишком ядовит для меня. Я словно мошка кружилась вокруг цветка его тела.
В ту ночь я сидела, вся напряженная. Каждая клетка моего тела наполнялась похотью и желанием. Я покраснела как рак. Самое страшное, что я не хотела наброситься на него, рукой забраться в его ширинку…нет. Не хотела. Мое напряженное состояние, мое желание к нему заканчивалось простым прикосновением. Мне так хотелось притронуться к нему. Потрогать его волосы, бакенбарды. Услышать его дыхание возле своего уха. Не трогай моего тела. Не трогай моих губ. Просто… чуть ближе. Его пальцы коснулись моей ладони. Случайно ли? Не знаю. Я лишь вздрогнула. Все мое естество сосредоточилось на этом прикосновении. На этом нежном и ласковом движении.


Листья опадали. Трава наливалась рыжим цветом осени. Вечерами было не так тепло, как прежде. Даже плед не спасал меня по ночам. Мне становилось холодно. Мое тело начало увядать. Мое тело жаждало тепла. Поглотить чужое дыхание. Почувствовать себя желанной.
В один из тех выходных, что я приехала в Елец, мы снова выползли на улицу. Он первый парень, который осмелился подойти к моему дому. Конечно же все соседи разглядели его во всей красе. Мы пошли на гору.
Огромная насыпь щебени, с годами покрывшаяся густой травой. Обрыв, с которого скатывались камни. Сухое дерево, видное со всего района. Еще ребенком мы бегали на гору собирать клевер и папоротник в день Ивана Купалы. Мы с Димой были там. Тихо шумела железная дорога. Зажглись рыжие огоньки далекой трассы. А центр города на другом берегу реки заволокло туманом. Вечер спускался на плечи, темнотой окутывая каждый уголок. Темнота становилось все гуще, а тлеющая сигарета в руках Димы все отчетливее. Он смотрел куда-то вдаль, его мысли были так далеко отсюда. Аккуратный подбородок, мягкие губы и красивые глаза. Определенно он из тех редко-красивых людей. В подобное божество нужно вглядываться. Со стороны он просто парень заурядной внешности.
Мы о чем-то говорили. Почти не шутили. И тишина воцарялась между нами.
А холод заползал мне в уши, под шиворот куртки, под зеленый свитер. Я покрывалась мурашками. Мне становилось все хуже и хуже. Но меньше всего я хотела уходить сейчас. Мне нравилось то ощущение тишины в моем сердце, что вызывал он. Дрожь в пальцах становилась заметнее, а зубы стучали все громче. Я не хотела, чтобы он увидел и предложил уйти с продуваемого ветром обрыва. Не хотела.
Я не помню как я оказалась в его теплых руках. Не помню, как он обнял меня. Дай, Бог, не врать самой себе.
Уткнуться холодным носом в его шею… почувствовать его тепло…обнимать его, прижиматься к нему... Я не хотела ничего больше. Он был рядом. Он поглощал всю мою боль…
Я думала об Антоне. Мои глаза наполнялись слезами. Моя плотина силы и сосредоточенности могла вот-вот рухнуть. Я боялась расплакаться. Боялась завыть от горя, от того, что меня предали. Мне было так больно. Дима обнимал меня нежно и тепло, согревал своим дыханием. Я прижималась к его кожаной куртке. Мне было так холодно… Хотелось расстегнуть молнию на его куртке, забраться с руками и ногами в его свитер и заснуть, прижимаясь к мягкой груди.
Такой теплый, такой ласковый. Как плюшевый мишка. И чем сильнее я прижимала его к себе, тем сильнее прижимал и он меня. Я не хотела интима. Не хотела. Мне было хорошо, что он просто рядом, что он дышит мне в волосы. Ничего лишнего. Я не хотела поцеловать его, не хотела сорвать одежды. Я ощутила себя так… спокойно, защищено и хорошо, как никогда до этого себя не ощущала. Утонуть в нем, ощутить его.
Я не хотела ничего опошлить. Не хотела. Это было непередаваемо водить руками по его куртке, вдыхать его запах и покой. Не знаю, что чувствовал он. Скорее всего, ему просто было все равно. Но внутри меня успокаивался бес. Он единственный, кому я позволила прикоснуться к своим мыслям настолько сильно.
Антону я доверяла. Он был для меня всем. Я за него была и в огонь и в воду. А Дима… в Диме я готова была утопиться.
Сейчас, когда мне плохо, я снова вернулась к нему. Он такой же холодный и неприступный. Такой же своевольный и своенравный. Непослушный, непокорный. Но так желанный сейчас мной.

Мне всегда с трудом удавалось жить. Каждое движение моего больного тела удавалось мне с трудом. Я всегда была больна душой и сознанием. Меня часто били, насиловали, ненавидели и убивали каждым словом. За годы ужаса и страха я отрешилась. Моя боль стала мне клеткой. Мое сердце покрылось панцирем из чешуи.
Ваня как-то сказал, что люди, занимающиеся тяжелой атлетикой, тщательные выюирают друзей. Каждый старательно отсеивает раз за разом «лишних». Нам всегда было проще быть одинокми, а не в обществе сомнительных людей.
Раз за разом, подход за подходом мы убиваем в себе прошлое, стеснительных и слабых людей, обиды и злобу, страх и отчаяние. Мы пытаемся доказать всем, а в первую очередь самим себе, что нас так просто не выбить из колеи. Мы знаем, какого это, когда не можешь встать с утра, как просыпаешься ночью от дикой боли в пояснице, как болят ноги и руки, как мышцы спины отказываются держать позвоночник. Но мы каждый раз все равно встаем и идем к цели. Мы видим цель. И мы идем к ней.
Вчера что-то сломалось во мне. Стало так дико больно. Я зашла в душ… я долго сидела на корточках, пока ледные струи воды барабанили по затылку. Как было больно дышать! Задыхаться от собственного бессилия.
Я видела, как Антон отдалился от меня. Я не могла быть больше ему опорой. Я не могла больше решать за нас двоих. Страх одиночества переборол меня. Я не чувствовала ничего, кроме боли. Ни единого импульса в теле, кроме страха. Так дико, одиноко…. Хотелось выть, запрокинув голову.
Страшно представить, как много людей живет в общежитии. Шестнадцать этажей, более тысячи одиноких людей. Кто из них сейчас так же, свернувшись в комок боли и усталости, рыдает в душе под шум воды, чтобы никто не слышал и не знал его боли?
Боль стучала по вискам, заставляла вжимать голову в колени все сильнее и сильнее. Так невыносимо стало жить. «Господи! Дай мне сил!» - молила я, вцепившись холодными пальцами в волосы. – «Прошу, защити меня! Дай мне знак! Я так устала! Мне так больно!»
Помоги, пожалуйста.

Антон ушел. Он снова оставил меня одну на пепелище разрушенной души. Я снова была совершенно одна. Я долго рыдала, захлебывалась слезами. Девочки гладили меня голове и пытались успокоить. Они спрашивали, что случилось, а я не могла сказать. Мне даже некуда было бежать. негде просить защиты и покоя. Я осталась одна. Действительно одна. Я никому е могла поведать о своем диком разочаровании во все.
Он вырвал сердце. Он растоптал его и извалял в грязи. Так больно и дико…. Быть собой.
И я бежала. Малодушно просила помощи у незнакомого мне чеовека. Стефан Цвейг псал, что человеку легче открыться незнакомым людям, чем близким. Потому что мнением бизких мы дорожим.
Тот парень защищал меня от внешнего мира однажды. Я бежала к нему опять. Я просила помощи. И он помог.
«Мой тебе совет: не пускай больше этого человека в свою жизнь. Своих монстров не пускают в свою жизнь, их приручают или отбрасывают.»
Он помог. Помог. Он дал мне тот необходимый для жизни свет. Ту внутреннюю уверенность в себе.
Я стала сильнее, чем раньше. Я больше не позволю никому прикасаться холодными руками к обрубку моей души.
Единственное, что важно теперь – моя жизни и моя учеба.

Быть качком - это уметь готовить грудку шестьюдесятью разными способами.

Мой вес на сегодня составляет 78.5 кг. Я больше двух лет занимаюсь тяжелой атлетикой и фитнесом. Мой вес – моя катастрофа. Я обладаю каким-то удивительным метаболизмом. В понедельник я могу весить 78, в среду - 73, а в пятницу - 80.
Быть мной – это всегда находиться в борьбе с самим собой: со своим телом, со своей жизнью, со своими проблемами, чувствами и эмоциями. Я постоянно укрепляю ногти, которые все равно расслаиваются на куски. Я наношу маку на волосы, которые выпадают. Я занимаюсь спортом, а мое тело не может подняться и на 5 этаж.
В любом случае я довольна собой, своей жизнью и положением. Я учусь в прекрасном вузе, у меня хорошие соседки, милый парень и чудесные друзья.
У Вани удивительная, крепкая фигура. Он и вправду напоминает мне камушек. Крепкий, сильный, без жира.
Каждое утро встаю разбитой. Более чем разбитой. Чувство усталости стало естественным для меня.
Сегодня я просыпалась 3 раза ночью, чтобы сходить в туалете, я под-долгу сидела, уткнувшись лбом в дверь и рыдала. Мне так тяжело. Невыносимо. Я не могу уснуть, мне снятся кошмары. Мне тошно от самой себя.
Антон…. Он разбил меня и мои чувства. Мне так тяжело думать об этом. Те выходные… они просто разрушили меня и мою любовь. Не знаю, что делать с этим. Я понимаю, что он хочет все исправить. Ничего не выходит. Мне слишком тяжело. Я пытаюсь забыть, успокоиться…но ни черта.
Не вспоминаю, как мы проводили вместе время, как смеялись, как говорили. Мне страшно признаться, что я не помню ничего хорошего. Боль того дня затмила абсолютно все
Хочу пойти ему навстречу, чтобы мы исправили все вместе…но у меня просто нет сил. Я жду, что он изменится, станет лучше. Тогда я буду действительно счастлива.

Все мои события в жизни ведут к тому, что я молча стою на кухне и пью протеинчик.

Странный день. видела парня, который нюхал свой читательский билет...может, в наши билеты подмешивают кокс? а бумага частично состоит из кокаина? иначе почему этот странный тип был так упорот?

Честно говоря, не знаю, с чего начать свой рассказ. Меня зовут Елизавета. Мне 18 лет.
Моя мама никогда не говорила мне о том, почему решила назвать мен именно так. Просто она заранее была уверена, что я буду Елизаветой.
Я всегда была озорным и непослушным ребенком. Легко находила контакт с окружающими, широко смеялась и не была излишне избалованна. Мои родители все время работали. Отец перевозил щебень с карьера на своем огромном «Камазе» с красной кабиной. От этого мужчины всегда пахло машинным маслом, мазутой, а шея была перепачкана грязью вперемежку с черным загаром. Его глаза всегда были добрыми, излучающими тепло голубыми льдинами в чернеющей коже. Отцовская мощная фигура всегда выделялась из толпы. Он был выше любого мужчины в целом мире, который открывался моему детскому взору. Моя мама, под стать мужу, была высокой женщиной с вьющимися длинными волосами. Мне достались от нее большие зеленые глаза с черной каемочкой. Ее глаза всегда лучились светом, ее губы задорно смеялись и блестели золотыми зубами. Она говорила только добрые слова.
Я была счастливым ребенком. Бескрайно счастливым. Обласканным со всех сторон.
Но потом что-то изменилось…я часто слышала, как родители ругаются, как плачет мама. Я смутно помню тот мир, разрушенный осколками несчастья родителей…
Серые обои с голубыми холодными цветами, покрывшимися копотью и пылью…старый диван в центре огромной пустой комнаты… тусклый свет серого неба из моей комнаты. Слякоть… у нас не было забора. Не было мебели. Не было асфальтовой дорожки. Как у соседей напротив.
Я помню этот огромный дом напротив нашего. Высокий, с башенками, со шпильками на заборе, аккуратные цветы за плетеным забором и огромным обласканным далматинцем. Как он был красив! Как игрив и недосягаем! А мой Кузька с пушистым хвостом и торчащим набекрень языком был совсем другим. Обычный дворняжка, которого принес мой дед еще щенком.
В какой-то день я увидела глянцевые ботинки у нашей двери. Чужие и незнакомые. Наш сосед…и в комнатах пусто. Он улыбался мне и тянул руки ко мне. Сосед всегда хотел дочку, но жена родила ему двух сыновей.
Где моя семья? Где родители? Их не было. Не помню, где они были…
Не помню…
Чужие обои, чужая постель… мать в первый раз бросила моего отца…
Он бил мою мать.
Она спала со мной в спальне.
Она поливала ночами подушку слезами и думала, что я сплю.
Я слышала.
Слышала…
Все. До последнего всхлипа…

Я выросла сильным человеком, который способен защитить семью, людей, которые рядом, и саму себя.
Я ненавижу, когда люди говорят, что не могут делать что-то, что нет времени и возможности. Если ты хочешь, ты поднимешь свою жопу и из кожи вон вылезешь чтобы добиться своего.
Как много сломанных и больных людей…как много слез и боли я вижу каждый день. Порвать оковы, стряхнуть с плеч пыль и выпрямиться способен не каждый.
И мы, люди нового поколения, разума и научного блага, так слабы в своем горе? Так бессильны в собственном самокопании? Почему?
Люди так редко смотрят по сторонам. Так часто не видят своих пороков.
А я устала. Я не могу жить так дальше. Мне тяжело в этом мир. Мне каждый шаг дается с трудом. Каждое утро я просыпаюсь с сожалением о начале нового дня. Хотя сама призываю любить жизнь, ценить каждое мгновение.
Я так больна и слаба…мне так нужна помощь извне…