Знаете, мой мир перестал играть яркими красками как только
мне исполнилось 9. Я не знаю, почему все произошло именно так, но именно в 9 я
потеряла вкус к жизни. Мир стал огромным квестом по поиску разочарований в
каждом дне. Иногда мороженое слишком быстро тает, а иногда иллюзии о людях. Иногда
я думаю, что со мной что-то не так. Будто я не нормальная, раз так думаю…и в
этом действительно что-то есть. Я больной,
уставший человек, у которого нет сил даже на то, чтобы найти что-то хорошее в
сегодняшнем дне.



Сейчас одна единственная мысль преследует меня постоянно.
Саша. Саша. Саша. Я настойчиво подавляю ее в своем разуме. Пытаюсь затолкнуть
как можно дальше в недра сознания, чтобы не ощущать эту тупую ноющую боль в
моем сердце от нашего расставания.



Меня преследует одно единственное воспоминание, которое навсегда остается в сердце человека до самой
смерти. Воспоминание, как преданный друг, не покидающее нас даже в периоды
болезни Альцгеймером. Наш личный сорт
секундного рая, превратившего остаток жизни в ад.



Саша живет в Тамбове. Ему 26 лет и он свято уверен, что
Вселенная крутится вокруг него. Саша любит дорогой алкоголь, табак и женщин. Не любит мюзиклы, ананасы и лук в салате. Носит
серую футболку, джинсы и кроссовки, обожает свои волосы, свою фигуру и себя.



Саша живет в своей маленькой квартирке на окраине Тамбова. В
этой квартирке светлая зала с красным диваном и белым пушистым ковром, бордовая
кухня со стеклянным столиком и маленькая ванна винных оттенков с освежителем
воздуха «Морозная свежесть».



Я любила Сашу, его квартиру, его диван, его кухню и, в
рамках комплектации, его освежитель воздуха.



Как правило, утром я просыпалась раньше него, щурилась от
заглядывающего в комнату солнца, разглядывала потолок и думала о том, что
именно этого мне не хватало. Невероятно теплое и нежное чувство умиротворения
оставалось со мной на протяжение всего этого момента. Момента, длинною в
вечность. Разум не думает ни о чем. Он нашел то, что искал долгие годы скитаний
по миру. Мне ка
залось, будто вселенная
дает шанс все исправить и начать сначала, будто не было двух лет абсолютного
вакуума и бессонницы. Саша просыпался, смотрел в потолок невидящим взглядом
своих красивых карих глаз, затем поднимался, убирая из-под меня руку, шел в
туалет, умывался и возвращался обратно, укутывал меня в одеяло, крепко обнимал
и мог лежать так еще очень и очень долго, не произнося ни слова, только глядя в
мои глаза или куда-то в сторону. Наше утро могло начинать в шесть утра, в
полдень, в семь часов после полудня. Но каждый раз солнышко обогревало наши
лица, рассеивалось в светлой комнате и окрашивало все в блестящие
золотистые оттенки.



У Саши были черные густые волосы, которые отливали медью,
карие глаза теплого шоколадного оттенка в обрамлении длинных пушистых ресниц. Даже
зимой он был загорелым. Ночью Саша раскалялся как печка, и даже в самые
холодные времена мне было тепло.



В моем мире, полном
холода, ужаса и боли, он стал лучиком света, рассеявшим густую тьму. Я,
измученная двухлетней бессонницей, приступами хандры, паники, депрессии, с
суицидальными мыслями и желаниями, потянулась к этому теплому, нежному
существу, по утрам прижимающего меня к себе…



Господи… как же мне до сих пор больно думать об этом. Когда человек
долгое время воспринимает себя как нерушимый союз самого себя и собственных
демонов, ему невыносимо впускать кого-то еще в эту обитель зла. Это великий
труд – открыть кому-то свое сердце. А потом,
когда разрушается тонкая связь между человеком больным и человеком-лекарством,
начинается период кризиса и тотального самоуничтожения.



Он оборвал это каким-то невероятно глупым образом: сказал, что
остыл, что у него больше нет желания
строить отношения и что я…больше не нужна. Я до сих пор не понимаю, почему я не
встала, не поехала в Тамбов и не ударила его по лицу.



Возможно, я не хотела предстать перед этим человеком в виде
испуганного забитого животного, которого ранили глубоко в сердце. Я не хотела
колотить кулаками ему в дверь, рыдать на пороге, мне не хотелось сидеть с ним
на кухне и пытаться что-то обсуждать, стараться найти контакт. Я не могла быть
слабой. Нет. Я не такая. Я не имею никакого права унижаться перед ним, просить
о каком-то невьебенном прощении. Я не из этих женщин.



Я умею быть одна. Я справлюсь. Ты не первый мужчина в моей
жизни, который делает мне больно. Я справлюсь. Ты мудила, но я справлюсь.



Я затолкаю в глубины своего сердца каждые воспоминания о
тебе, каждую мулочь. Я соберу все в кучу, оболью керосином и сожгу. А затем
залью кислотой. Я убью тебя. В себе. Навсегда.
Я не позволю тебе вернуться.



Ты понимаешь, что если я сейчас уйду, возвращаться будет
некуда? Понимаешь? Я не даю людям вторых шансов, как бы плохо мне не было, не
прощаю, не забываю.



Месяцы боли. Ужаса. Плача. Я выходила во двор общежития,
садилась на скамейку, закуривала сигарету, смотрела в небо и думала
о том, как мне пережить этот ебаный пиздец в своей жизни. Я не понимала,
зачем ты вошел в мою жизнь, раз так легко все разрушил, зачем было говорить,
что хочешь со мною встретить старость, что посмотрел в мои глаза и понял, что я
та девушка, которую ты искал. Я не могу этого понять…и простить, Саша. Я не могу
жить с мыслью о том, что поверила тебе.



Внутри меня клокочет разочарование. Вселенское разочарование
вперемешку с отвращением и болью. Моя душа больная и одинокая долгие годы уже смирилась
со своей судьбой, перестала верить, а ты ее подобрал, согрел и выбросил. Ты смял
ее так легко и спокойно, будто ненужный листик с рекламой у метро. Зачем, Саша?
Я хочу тебя спросить…зачем ты это делал? Зачем вошел в мою семью, рассказал моим
родителям, что любишь меня…мой отец поверил тебе… он сказал, что счастлив за
меня…впервые в жизни… а для тебя это ничего не значило? Серьезно?



Ты так просто сказал мне по телефону, что у тебя есть
девушка, чтобы я не звонила больше…ты так легко и свободно начал новую жизнь
вдали от меня… а мои родители, вся моя семья полюбили тебя в один твой приезд…мой
дед пару недель назад спрашивал, как, мать твою, у тебя дела!!! ГОСПОДИ БОЖЕ!



Они же блять помнят твой приезд, помнят, что ты улыбался в
лицо моим родителям! Ты вошел в мой дом со словами, что заберешь меня! Зачем? Саша,
зачем?



Я не просила никогда любви ко мне, не просила взаимности, не
хотела, чтобы ты приезжал. Это сделал ты. ТЫ. А я позволила. И как мне жить
теперь? Просто…как? После всего этого?



Я не понимаю, как люди сначала совершают такие серьезные
вещи, а потом их просто сминают и выбрасывают. Я даже не слышала в его голосе
сожаления. Он поцеловал меня на прощание, сказал, что ждет меня на следующие
выходные, а через два дня остыл. Как люди это делают? Как мне научиться так же
расставаться? Чтобы не чувствовать потом ничего. Я тоже так хочу.



Самое ужасное в происходящем то, что первые три месяца я
просто не верила, что все на самом деле. Я не могла осознать, что нож вогнали
так глубоко в спину.



Я понимаю, что он не должен был меня любить, не должен был
отвечать взаимностью…но суть в том, что не нужно было приезжать в мой дом. Нельзя.
Просто нельзя врываться в чужую семью, а потом ее выбрасывать. Если ты
изначально самом в себе не уверен, не давай надежды другим людям. Это неправильно.
Конечно, можно сказать, что тогда он думал, что поступает хорошо, что тогда он
меня любил. Катись к черту, Саша. Думал он. Я тоже думала, только сейчас я
схожу с ума, а у тебя все хорошо.



Я запуталась. Моя голова полна ваты. Но сейчас я уже не
чувствую огромного комка в горле, мешающего дышать. Мне легче. А через
некоторое время я вернусь и расковыряю эту рано сильнее. Пущу кровь, дабы вся
грязь вышла навеки и навсегда.