Мы так молоды и так глупы. Каждый день я вижу новых людей, знакомлюсь с новыми личностями и новыми мирами.
У каждого города есть типичный шаблон коренного жителя. И все люди этого поселения, так или иначе, подходят под установленные рамки этого крошечного мирка. И они живут так годами, составляя свое общество. Со своим говором, внешностью, характером, разрезом глаз и цветом галстука.
И вот мы все съехались в общежитии. Для своей местности мы обычная серая масса. Для других – непохожий, новый мир.
Я давно думала об этом. Я наблюдала за людьми. И я многое могу рассказать об этом.
Я буду писать об этом.
В августе судьба свела меня с удивительным человеком. Раньше мы не были знакомы лично. Да и оба находились не в том состоянии, чтобы обратить внимание друг на друга. Его зовут Дима.
Невысокого роста. Темные волосы. Густого карего цвета глаза. Эти глаза… Господи… их не описать. Я часто буду вспоминать о них. Я не знаю, как описать это. Мягкая линия пушистых ресниц, такие большие и красивые… цвета сгущённого молока. Будто смазаны маслом. Он смотрел на меня… такой нежный и теплый взгляд, наполненный внутренним светом. Дима никогда не проявлял своего характера. Снаружи он холодный и спокойный, будто удав. Его ни что не может выбить из колеи, ничто не разочарует и не взволнует. Он смотрит на мир своим полупустым пушистым взглядом и улыбается. Ему так плевать на политику, курс доллара, цвет его носков и порядочность людей вокруг. Он тот человек, который не может разозлить или разочаровать.
Он… он создал собственный мир, в который не впустит никого. Ни единая душа не проникнет в тайну его мыслей и покой его сердца. Огромный и ледяной купол равнодушия, к которому я прижималась горячим лицом. Сердце этого человека сдавливают оковы, несравнимые ни с чем. Камень, металл, чугун, плутоний – не знаю, как описать.
Бывают люди, которых сломала жизнь, которые пытаются выбраться, которые озлобились на целый мир или залегли на дно, жалея сами себя. Дима… Дима покрылся панцирем. Его нежное и теплое сознание все еще есть. Где-то в глубине души. Я верю в это. Но даже он сам не знает ключа от несуществующих дверей в его сердце.
Молчание не томило его, не нагружало плечи. Он был целиком в себе. Если бы топленое молоко было густым, то оно напоминало бы мне этого человека. Он как плавленый сырок: теплый, мягкий и послушный. Его глаза блестят, будто налиты вареной сгущенкой. И мне казалось, что тронь я его - он расплавится от тепла моей руки. Удивительно мягкая и пушистая кожа, волосы густые и блестящие. В его движениях покой, будто он один в целом мире. Будто вокруг никого. Даже меня нет рядом. Он погружался в тишину, с каждой минутой все приближаясь ко Дну. А я смотрела и смотрела. Не в силах отвести взгляда.
Мне казалось, что я могу потопить в нем все... И он принял бы все... Будто капли воды из пипетки утопали бы в чане топленого молока. За него нельзя было ухватиться, потому что он плавился под руками, вытекал из-под пальцев. Он позволял ощущать себя, но не позволял ощутить края своего бездонного моря. Но факт останется фактом. У молока нет дна. И я могла опустить в него руки, ласкать и греть.... А ему все равно. Это лишь пакет топленого молока....
Общение с ним больше напоминает некую пытку. Я всегда вижу в людях то, что они так старательно пытаются скрыть. Дима очаровывает меня. Затягивает в глубины своего сознания…..
Он словно удав, сам того не понимая, охватывал мое горло тугими кольцами своих мыслей. Думаю, он сам не понимает, как может очаровывать.
Он так нежно и плавно вошел в мою жизнь, охватил все объекты окружающего меня мира. Самое смешное то, что я сама пригласила его войти. Он не оглядывался, не оставлял следов. Он не дышал на меня. Он просто был. Свободный и чужой. Вольный уйти в любое время и не вернуться.
Пара встреч. Он приходил и уходил. Но стоило мне взглянуть в его глаза… они затягивали меня в глубину своего мира. «В тебе можно утопиться при желании и захлебнуться тобой и твоими мыслями.» - как-то произнесла я.
Он выходил на улицу только ночью, избегал солнечного света. Говорил тихо и спокойно. Господи… его тихий голос был хуже яда.
Я помню, как как-то с Алисой позвали его к нам. Алиса умеет находить общий язык с людьми. Они о чем-то говорили. Я сидела рядом с ним. Мы были под одним пледом. И больше всего я хотела закинуть свои ноги к нему на колени. Прижаться к его излучающему тепло телу и задохнуться в его запахе. Он был слишком ядовит для меня. Я словно мошка кружилась вокруг цветка его тела.
В ту ночь я сидела, вся напряженная. Каждая клетка моего тела наполнялась похотью и желанием. Я покраснела как рак. Самое страшное, что я не хотела наброситься на него, рукой забраться в его ширинку…нет. Не хотела. Мое напряженное состояние, мое желание к нему заканчивалось простым прикосновением. Мне так хотелось притронуться к нему. Потрогать его волосы, бакенбарды. Услышать его дыхание возле своего уха. Не трогай моего тела. Не трогай моих губ. Просто… чуть ближе. Его пальцы коснулись моей ладони. Случайно ли? Не знаю. Я лишь вздрогнула. Все мое естество сосредоточилось на этом прикосновении. На этом нежном и ласковом движении.
Так близко… по моему телу побежала сладкая дрожь…


Листья опадали. Трава наливалась рыжим цветом осени. Вечерами было не так тепло, как прежде. Даже плед не спасал меня по ночам. Мне становилось холодно. Мое тело начало увядать. Мое тело жаждало тепла. Поглотить чужое дыхание. Почувствовать себя желанной.
В один из тех выходных, что я приехала в Елец, мы снова выползли на улицу. Он первый парень, который осмелился подойти к моему дому. Конечно же все соседи разглядели его во всей красе. Мы пошли на гору.
Огромная насыпь щебени, с годами покрывшаяся густой травой. Обрыв, с которого скатывались камни. Сухое дерево, видное со всего района. Еще ребенком мы бегали на гору собирать клевер и папоротник в день Ивана Купалы. Мы с Димой были там. Тихо шумела железная дорога. Зажглись рыжие огоньки далекой трассы. А центр города на другом берегу реки заволокло туманом. Вечер спускался на плечи, темнотой окутывая каждый уголок. Темнота становилось все гуще, а тлеющая сигарета в руках Димы все отчетливее. Он смотрел куда-то вдаль, его мысли были так далеко отсюда. Аккуратный подбородок, мягкие губы и красивые глаза. Определенно он из тех редко-красивых людей. В подобное божество нужно вглядываться. Со стороны он просто парень заурядной внешности.
Мы о чем-то говорили. Почти не шутили. И тишина воцарялась между нами.
А холод заползал мне в уши, под шиворот куртки, под зеленый свитер. Я покрывалась мурашками. Мне становилось все хуже и хуже. Но меньше всего я хотела уходить сейчас. Мне нравилось то ощущение тишины в моем сердце, что вызывал он. Дрожь в пальцах становилась заметнее, а зубы стучали все громче. Я не хотела, чтобы он увидел и предложил уйти с продуваемого ветром обрыва. Не хотела.
Я не помню как я оказалась в его теплых руках. Не помню, как он обнял меня. Дай, Бог, не врать самой себе.
Уткнуться холодным носом в его шею… почувствовать его тепло…обнимать его, прижиматься к нему... Я не хотела ничего больше. Он был рядом. Он поглощал всю мою боль…
Я думала об Антоне. Мои глаза наполнялись слезами. Моя плотина силы и сосредоточенности могла вот-вот рухнуть. Я боялась расплакаться. Боялась завыть от горя, от того, что меня предали. Мне было так больно. Дима обнимал меня нежно и тепло, согревал своим дыханием. Я прижималась к его кожаной куртке. Мне было так холодно… Хотелось расстегнуть молнию на его куртке, забраться с руками и ногами в его свитер и заснуть, прижимаясь к мягкой груди.
Такой теплый, такой ласковый. Как плюшевый мишка. И чем сильнее я прижимала его к себе, тем сильнее прижимал и он меня. Я не хотела интима. Не хотела. Мне было хорошо, что он просто рядом, что он дышит мне в волосы. Ничего лишнего. Я не хотела поцеловать его, не хотела сорвать одежды. Я ощутила себя так… спокойно, защищено и хорошо, как никогда до этого себя не ощущала. Утонуть в нем, ощутить его.
Я не хотела ничего опошлить. Не хотела. Это было непередаваемо водить руками по его куртке, вдыхать его запах и покой. Не знаю, что чувствовал он. Скорее всего, ему просто было все равно. Но внутри меня успокаивался бес. Он единственный, кому я позволила прикоснуться к своим мыслям настолько сильно.
Антону я доверяла. Он был для меня всем. Я за него была и в огонь и в воду. А Дима… в Диме я готова была утопиться.
Сейчас, когда мне плохо, я снова вернулась к нему. Он такой же холодный и неприступный. Такой же своевольный и своенравный. Непослушный, непокорный. Но так желанный сейчас мной.