Если вы гадаете на кофейной гуще, вы никогда не можете быть
уверены, что предсказание – правда: в
мире, где люди лгут сами себе, никому нельзя доверять. Если вы понимаете о чем
я.
Меня зовут Елизавета, мне 19 лет и я пью кофе только до
полудня. Около двух лет я страдала бессонницей, больной и всепоглощающей. Мир терял краски, а я утопала в сером вареве
тоски и ужаса. Мне хотелось завернуться в кокон одеял и подушек и проспать
вечность. Я лежала на спине, смотрела в потолок и думала о том, как сильно хочу
спать. Мои веки были тяжелыми словно чугун, налитыми кровью и воспалившимися от
недосыпа. Не тяжело было спать по два часа в сутки – невыносимо не спать
остальные 22. Сотни мыслей гадюками вились в моей голове, переплетаясь черной
склизкой блестящей массой внутри черепа. Каждый вздох – невыносимый укус.
Каждое движение – клыками в уши и нос. Я думала, что еще один такой день и я
сойду с ума. Еще чуть-чуть и потеряю равновесие. Однако утро сменяло ночь, за
утром следовал день, а затем и вечер. И так неделю, месяц, год… Каждое
мгновение на грани с самим собой. Сейчас я просыпаюсь по три раза за ночь – в
час, в три и в семь. Сползаю с лестницы, проверяю почту, иду в туалет, пью воду
прямо из стакана фильтра и снова ложусь спать. Однако чувство усталости все еще
не покидает меня. Это неконтролируемый процесс.
Я знаю, почему я сплю сейчас ночью. Я знаю, почему больше не
ворочаюсь. Я знаю это лекарство от бессонницы.
Я просто устала быть собой, существовать между реальностью и
сном. Я начала понимать, что люди не
обязаны меня любить, уважать и ценить. Они не должны говорить мне правду и
отвечать взаимностью. Пора уже перестать ныть о том, что у меня никого нет.
Я счастливый человек: все в моей семье живы и здоровы, я
учусь в одном из престижных ВУЗов страны, у меня есть Алиса и Сережа, которые
тоже здоровы и у которых все тоже хорошо. Мне нужно было прожить два года в
ужасе и отчаянии, чтобы понять, как на самом деле все было прекрасно. Наш мир
строится на контрастах: пока мы не почувствуем горечи, мы не сможем понять, как
все было сладко до этого и после.
Два года бессонницы. Два года ежедневного самокопания и
разрушения. Два года. Два.
Я обнимаю Ваню за плечи и думаю о том, какие у него красивые
глаза. Темно карие, с красивым блеском, такие, что глядя в них, хочется
утопиться или застрелиться.
- Я хочу целовать
тебя в щеки, - бодро говорю я и, встав на цыпочки, целую задумчивого Ваню.
Он, продолжая сосредоточенно слушать голос в телефоне, смотрит на меня и улыбается. Мне
хочется целовать его губы, нос, подбородок, брови и лоб, хочется обнимать его
за шею, хочется дышать ему в плечо, хочется обнимать за талию и прижиматься
грудью к его груди.
Ваня.
Ваня – человек, сумевший заставить меня посмотреть на мир
иначе.
Я чувствую себя ребенком, как сотню лет назад, когда у меня
появился первый парень. Мне кажется все новым и необычайно ярким. Будто в
первый раз в жизни меня обнимают за талию, целуют в щечку, гладят по волосам.
Ваня мне кажется невероятно большим и высоким, стройным, как веточка. У него
большие руки, большие плечи. Рядом с ним я ощущаю себя крупинкой. Мне хочется
быть его принцессой.
Впервые за последние несколько лет мне захотелось
остановиться, успокоиться и выдохнуть. В вечном беге от самой себя перестаешь
жить настоящей жизнью. Я так долго подавляла себя и свои мысли, что перестала
слышать голос разума.
Я подавляю в себе все: мысли, чувства, эмоции и страхи. Я
заталкиваю их так глубоко в недра сознания, что они, не найдя выхода, погибают
внутри, со временем дав течь и гнилой запах.
Я убиваю в себе человека, истребляю доброту и искренность, чтобы потом
не сидеть в ванной и не думать о том, как здорово было бы умереть прямо сейчас.
Как же это было бы хорошо и по-настоящему просто. Мне хочется подтянуться и
поцеловать Ваню в губы.
Но я прижимаюсь к его подбородку. Мне больно. Мне очень
больно. Чертовски больно. Так больно,
что было бы проще умереть.
Потом, уже спустя время, мы шли по улице. Огромные здания
вокруг вздымались вверх. Хлопья снега падали вниз. Я держала Ваню за руку и все
еще думала о том, почему я именно здесь и именно сейчас. Когда он наклонился к моему лицу и поцеловал, я подумала, что,
возможно, самое время стать человеком. Попробовать начать все сначала. Может
быть, что-то изменится и я захочу просыпаться с кем-то, говорить с кем-то, жить
с кем-то и кем-то.
Я даже почти почувствовала, как внутри меня, в животе, было
что-то теплое, больше похожее на человеческое чувство, а потом я успокоила
себя, вспомнив, что пару минут назад пила горячий кофе.
Это было слишком давно и слишком неправда, что я гуляла с
кем-то, говорила с кем-то, держала за руку, просила наклониться для поцелуя.
Мне жаль, что я повторяю эти слова так часто. В моей жизни это стало редкостью
сразу после того, как ушел Антон. Больше я не хотела и не могла быть с кем-то.
Я не могла представить, что кто-то другой может быть рядом, целовать мое лицо и
обнимать меня за талию.
Я хотела научиться жить с самого начала.
Улыбаться, играть, веселиться. И
правдой было то, что мы танцевали в парке, что он обнимал меня за плечи, что он
бегал за мной по снегу и держал за руку в кино. Правдой были и постоянные звонки по телефону,
разговоры в скайпе. Я совсем позабыла, как это было хорошо.
Конечно, все пошло прахом. Все разрушилось и разбилось.
Потому что я мерзкая и грязная тварь, которая не умеет поддерживать и учитывать
чужие пожелания. Я просто не могу и не
умею быть живой, что- то чувствовать и искренне сопереживать.
Мой мир, такой крепкий и надежный, рассыпается на сотни
мелких кусочков, сталкивается с границами сознания и рушится на миллионы и
миллиарды осколков больного изможденного естества. Я слышу, как каждая ниточка
нервов напрягается под тяжестью мыслей, как разум, так долго и властно
сжимавший меня в крепких объятиях «нормальности», сдается. Каждая клеточка тела
заполнена желчью давно разложившейся души. Если раньше, я чувствовала себя
бесконечной дырой, черной и всепоглощающей, то сейчас… сейчас мое тело, моя душа
и чувства мертвы так долго, что начали темнеть, гнить и вонять. Личинки злобы и
зависти закрались в самые дальние уголки моего разума и породили чернь.
Я мертва так долго, что плоть моя стала похожа на темное
варево гнилья и затхлости. Я мертва так долго, что самые сильные и самые
властные обелиски совести и доброты покрылись трещинами. Крысы всепрощения
бегут с тонущего корабля, такого огромного и мощного, что, казалось, никогда не
способного дать течь. Я мертва слишком
долго, чтобы уметь остановиться.
Как можно быть столь одиноким и столь больным человеком,
когда тебя крепко прижимают к сердцу?
Как можно мыслить о том, как легко выйти в окно или как просто на самом деле
достать из шкафа пистолет и прострелить себе голову?
У меня талант страдать. Талант саморазрушаться. Талант
ненавидеть себя.
Я удивительно талантливый человек.
Я целую Ванину шею,
слегка прикусывая кожу. Вдыхаю запах его
чистого тела, душистого мыла и кофе. Мне не хочется жить. Не хочется.
Его пальцы пахнут сигаретами и кофе.
Со временем мы просто перестаем помнить, что кто-то нас
любил, что кто-то нас ждал и что кому-то было важно наше присутствие. Время
убивает в нас людей: воспоминания становятся блеклыми, а место доброты и
радости занимает боль бесконечная и всепоглощающая. Время не лечит ран, не
спасает наших бессмертных душ. Ничего подобного. Человек просто учится жить с
тем кошмаром, который произошел в его жизни. Несправедливо? Возможно. Но кто
говорил, что жизнь может быть честна и справедлива? Большая редкость в нашем
веке. Не так ли?
Мне всегда говорили, что я сильный человек, что я справлюсь,
что все, непременно, получится. Я как бездна. Огромная и всепоглощающая. Я,
честно сказать, не представляю, почему жива до сих пор, почему улыбаюсь и
смеюсь. Я заставила себя быть такой. Я утопила в глубине своей души всю
боль и усталость. Я смогла. Я сделала это. Впервые за двадцать лет.
Спасибо, Ваня, что научил меня жить дальше и ненавидеть
людей еще больше